Рубин из короны Витовта - Николай Дмитриев

Окончив петь, менестрель низко поклонился. Вокруг цесаря сразу заговорили, а лютнисты, сидевшие в стороне, заиграли что-то мелодичное. Воспользовавшись короткой неразберихой, сопровождавшей конец успешного выступления, цесарь встал и незаметно вышел из зала.

Ему внезапно захотелось пройтись, чтобы немного размяться после утомительного сиденья. Он дважды успел обойти галерею, прежде чем его отыскал дворецкий и сообщил:

– Ваше Величество, прибыл герр радник. Говорит, дело срочное… – начал было пояснять служник, но Сигизмунд, попытавшись скрыть встревоженность, резко оборвал его:

– Где он?

– Там, – и дворецкий, показав рукой направление, пошёл вперёди, предваряя путь цесаря.

Герр Блюменрит с утомлённым видом ждал императора, сидя в укромном покое. Едва Сигизмунд вошёл, радник быстро поднялся и, поклонившись, уставился в пол. Император, услыхав, как за его спиной дворецкий прикрыл двери, уселся на стилец и кинул:

– Рассказывай…

– Ваше Величество, – снова сгибаясь в поклоне, начал радник. – Оба юриста вернулись…

– Что? Так быстро? – удивился Сигизмунд.

– Ваше Величество, они не доехали…

– Как это? – вскинулся император.

– По их рассказу, на заезд, где они ночевали, напали разбойники, – пояснил Блюменрит и, вздохнув, сообщил главное: – Письма, отправленные с ними князю Витовту, утрачены.

– Новость… – покачал головой Сигизмунд и посмотрел на радника. – Как считаешь, случайность, или?..

Цесарь не договорил, но и так всё было ясно. Раднику осталось только беспомощно развести руками. Теперь им обоим было над чем подумать, а потому молчание затянулось. И только потом, после напряжённых размышлений, Сигизмунд спросил:

– Ты не считаешь, что Владислав отважился?

– Право, не знаю… – радник прикусил губу. – Нападение или ловко спланировано, или это и впрямь разбойники, которым письма ни к чему… Но, в любом случае, никаких обвинений Ягайлу предъявить нельзя…

– Может, и так… – Сигизмунд наклонил голову, но сразу быстро поднял её и внимательно посмотрел на Блюменрита. – У тебя всё?

– Нет. Рыцарь Вацлав из Кралева возвратился.

Пан Вацлав ездил с тайным поручением в Подебрад и, поскольку были немалые надежды на хорошие новости, цесарь оживился.

– Он уже здесь?

Не успел Блюменрит утвердительно наклонить голову, как Сигизмунд громко хлопнул ладонями и, как только молчаливый служник возник на пороге, решительно приказал:

– Рыцаря пана Вацлава из Кралева сюда…

Вероятно, пан Вацлав ожидал где-то рядом, так как появился настолько быстро, что цесарь даже не успел переговорить с радником. Однако нетерпение императора было таким, что он, оставив радника, поспешил спросить:

– Ну с чем прибыл славетный[181] рыцарь?

– Ваше Величество, – пан Вацлав с некоторым опозданием поклонился. – Я дознался: чашники согласны порвать с таборитами. И если церковный собор согласится на небольшую реформацию, дело будет решено в вашу пользу.

Услыхав это, Сигизмунд сразу повеселел и обратился к Блюменриту:

– А ты, радник, что скажешь по этому поводу?

– Ваше Величество, – осторожно напомнил цесарю Блюменрит, – гуситские гетманы Прокоп Великий и Прокоп Малый всё ещё угрожают Силезии и Саксонии…

– Ты прав, – радостная усмешка исчезла с лица цесаря. – Что ж, придётся собирать императорский сейм, чтобы решить-таки вопрос ещё об одном крестовом походе…

– То есть, это значит, что Ваше Величество не поедет по приглашению Витовта в Вильно?.. – и, поскольку Сигизмунд сидел молча, Блюменрит продолжил: – Вот только как быть с короной?..

Вопрос был серьёзным, и Сигизмунд, немного подумав, ответил:

– Считаю, следует подготовить новые коронационные письма и на этот раз отправить их вместе с короной, дав в сопровождение сильную охрану. – Сигизмунд повернулся к пану Вацлаву и закончил: – Мне кажется, нашему рыцарю тоже следует ехать с этим отрядом. Во всяком случае, сам Витовт его хорошо знает, и к тому же пан Вацлав уже лично вручал князю дар, а новый презент, я убеждён, будет наиважнейшим…

Пан Вацлав и Блюменрит переглянулись. Да, пожалуй, такое решение было единственно верным…

Спасо-Преображенский монастырь напоминал крепость. Стена с крытой стрельней[182] окружала дом, посередине которого высилась шестиугольная башня, увенчанная стройной, украшенной шпилем звонницей. В цоколе главной башни был въезд, причём подходы к нему охраняли ещё две башни, таким образом, любой, кто приближался, мог быть обстрелян не только с башен, а и со стен, под углом сходившихся у ворот.

Именно здесь, на Сиверщине, среди холмов и левад, где за стенами, спасавшими от татарских набегов, прятались православные церкви и жилища, осел бунтовщик Свидригайло, а теперь – князь Лев-Болеслав Черниговский. Владел он этим уделом «с руки» Витовта как «верховный правитель» по великокняжьему пожалованию, данному до «воли хозяйской».

И с той поры, нимало не покорившись, князь Свидригайло стал проводником «всего руського языка», незаметно склоняя на свою сторону православных князей и бояр. Не жалел Свидригайло и земельных раздач, а особо доверенным открыто обещал, что когда станет великим Литовским князем, возвеличит их веру и «за их радою будет править». Именно поэтому, как только схлынуло половодье и подсохли дороги, поспешили на Сиверщину князья Данила Острожский и Александр Нис.

Притомившиеся за день кони шли шагом, и всадники, видя перед собой монастырские стены, уже не торопились, а наоборот, в ожидании желанного отдыха с интересом приглядывались к строениям. Александ Нис, ехавший первым, даже не удержался и, обернувшись к ехавшему чуть позади Острожскому, восхищённо покачал головой:

– Ты смотри, княже, как хитро сделано… К воротам только сунься, с двух сторон садить будут…

– Это точно, – согласился Острожский и, останавливая коня, махнул рукой.

По этому знаку позади князей поднялись вверх сразу два гнутых рога, и звучный сигнал «прибытия», усиленный громким эхом в зажатом стенами закутке, нарушил дремотную тишину. Почти сразу надвратное оконце раскрылось и из него выглянул монах в скуфейке[183].

– Ну, чего раздуделись? Не видите – тут святая обитель, а не что-нибудь!

– Хороша обитель… Сюда и носа не сунешь, – кинув взгляд на стены, пробормотал Нис, однако смирил гордыню и спросил: – Князь Лев-Болеслав Черниговский тут?